Я выбрался из танка и, прячась за деревьями, вышел к дороге. Немцы были от меня метрах в двухстах — явно готовились к атаке. Как поднимутся, выведу танк и — прямой наводкой из пушки. Помнить только надо, что на дорогу выезжать нельзя, иначе помешаю стрельбе сержанта.
Ну вот, дождался. Немцы поднялись и пошли в атаку. И мне пора.
Я залез в танк, закрыл люк, завел мотор, развернулся на месте и вывел его к дороге. Двигатель глушить не стал — перебрался в башню, сел на место командира и приник к прицелу. Близко они, в прицел даже пуговицы разглядеть можно.
— Огонь! — скомандовал я себе и нажал на педаль спуска. Выстрел! Я соскочил с кресла, схватил новый снаряд, загнал в ствол. Прицелился… Выстрел!
Немцы явно растерялись, залегли. И было от чего. Из леса выползает немецкий танк и начинает стрельбу по своим же.
С немецкой позиции выстрелили вверх зеленой ракетой, явно пытаясь привлечь мое внимание — мы же свои, куда же ты, мол, стреляешь. Я же прошелся по залегшим цепям из спаренного с пушкой пулемета. Щедро прошелся, на всю ленту. Затем открыл люк и выбросил снарядные гильзы, что путались под ногами. Ничего, сержант, мы еще повоюем.
Пересел на место водителя, решив пройтись по немецким позициям и гусеницами додавить живых. Но не успел включить передачу, как раздался мощный удар в корму и двигатель заглох. Удар был настолько силен, что на мгновение я потерял сознание.
Очнулся быстро. Из моторного отсека валил дым, потрескивало разгорающееся пламя. «Надо убираться из танка, пока не сгорел», — подумал я.
Открыл люк механика-водителя и стал выбираться. Получалось неуклюже, ноги почему-то плохо слушались.
Перевалившись через броню, я упал на землю и пополз в лес. Надо убраться от танка подальше. Когда огонь доберется до снарядов, рванет сильно.
Я отполз подальше и только лишь под прикрытием деревьев встал. Ноги уже держали лучше, однако голова немного кружилась. «Здорово долбануло, но уже и то хорошо, что живой остался», — подумал я.
Хватаясь за стволы деревьев, чтобы не упасть от головокружения, я направился на позицию артиллеристов. Ну и сволочь же сержант, влепил все-таки снаряд в корму, хотя я его и предупреждал.
Я добрался до опушки, вышел из леса.
Рядом с сорокопяткой стояли два наших танка — Т-34 и КВ.
Увидев меня, сержант бросился навстречу:
— Ты ранен?
— Да вроде нет, голова только кружится.
— А из носа кровь чего идет?
Я вытер нос рукой — на ладони была кровь.
— Ты чего мне в корму снаряд вогнал? Без малого не убил.
— Прости, друг, то не я. Танки на подмогу подошли. Я и рта открыть не успел, как они выстрелили. Как же, немец к ним кормой стоит, где броня потоньше. Разве можно упустить такую удачу? Я уж их сразу обматерил, да поздно было. Знаешь что, ступай-ка ты в тыл. Вижу я — человек ты свой, а что документов нет, так не у тебя одного сейчас. Отлежаться тебе надо, да и обмундирование сменить, — сержант посмотрел на меня жалостливо, — одежа какая-то на тебе странная, совсем не военная.
Наверное, и в самом деле видок у меня был еще тот. Одежда в грязи, лицо в копоти от пороха и в крови.
Я поплелся по дороге с холма в тыл. Настроение было — хуже некуда. Василий погиб, мне эти неумехи не только не дали фашистов добить, но и ни за понюх табака самого чуть в танке не сожгли. Распирала досада, горечь саднила горло. Чувствовал бы себя получше — набил бы морду танкистам. Сами бы подумали: ну какой дурак к позициям врага задом встанет?
Однако, когда прошел километра два, мне стало немного полегче — втянулся.
Навстречу мне из-за поворота выехала колонна мотоциклистов. Передний мотоцикл, немного не доезжая до меня, остановился. Сидевший в коляске — судя по знакам отличия и планшету на боку офицер — спросил:
— Откуда следуешь, товарищ?
— А вы кто будете? — задал я встречный вопрос, не забывая о бдительности.
Он внимательно оглядел меня. Видно, мой внешний вид с явными отметинами боя вызвал доверие, и он понимающе кивнул.
— Я ротный. Где-то здесь расположение артбатареи должно быть.
— Вон там позиции, — махнул я рукой назад. — Километра через два, не заблудитесь — там два танка стоят и пушка. Тяжко хлопцам сейчас — немцы наседают, мало наших в строю осталось. А на это не смотри, — я тронул рукой одежду, — по случаю здесь, потому и выхожу на сборный пункт.
— Ну, бывай.
Мотоциклист дал газу, и за ним устремилась вся колонна, обдав меня пылью и запахом бензина.
Я отправился дальше и, пройдя еще около часа, наткнулся на пост на дороге.
— Стоять! Кто такой?
— Свой, русский, из Орши иду.
— Документы.
— Нету, сгорели.
— Еще один погорелец.
Вдали с оставленных мною позиций артиллеристов послышались выстрелы пушек, а потом — частые разрывы снарядов. Похоже, немцы накрыли позиции интенсивным огнем. Как там сержант? Уцелел ли?
За разрывами мы не услышали рева самолетных двигателей. Просто из-за леса, на малой высоте вынырнули две тени и пронеслись над нами. Самолеты выписали в небе полукруг и вернулись.
— Ложись! — заорал я и упал.
Один из самолетов сбросил бомбу. Она рванула метрах в пятидесяти от нас, взметнув комья земли и подняв пыль. Я откашлялся, осмотрелся. Самолетов видно не было.
Мы поднялись с земли.
— А где же старшина? — растерянно озирался боец.
Сбоку от дороги зияла воронка, а поодаль были видны разбросанные фрагменты тел.
— Накрылся твой старшина.
Боец явно растерялся. Понятное дело — рядовой, привык подчиняться приказам. А нет команды — и не знает, что дальше делать.